Ныне популярны всевозможные методы «пробуждения внутренних детей». Я неоднократно испытывала на себе их воздействие и могу подтвердить целительный эффект. Есть только одно «но». Когда автор или тренер предлагает вспомнить, каким радостным и беззаботным был когда-то маленький человечек, мне довольно сложно это сделать.
Детство мое прошло без претензий к окружению – полноценная и вполне благополучная семья, любящие родители, мудрая бабушка, заботы ближней и поддержка дальней родни. Самая младшая внучка, а в материнском роду еще и единственная среди мальчишек, не была обделена ни любовью, ни вниманием. Можно с уверенностью утверждать, что в лотерее родственников мне достался счастливый билет. Тем более странными кажутся мои детские фотографии и рассказы о ранних проявлениях.
Редкие мои улыбки на фото выглядят неестественно, натужно. Остальные картинки по большей части демонстрируют образ печальной задумчивости. В самых ранних снимках во взгляде больше пронзительности, в более поздних явственна отстраненность от происходящего вокруг. Не угадывается ни малейшего намека на радости счастливого детства в этих глазах.
Трудно увязать с обстоятельствами детского благополучия и рассказы родни о моих поведенческих странностях.
Недотрога! Раздавала затрещины всем взрослым гостям, желающим потискать симпатичную девчушку. Лупила наотмашь, а затем ревела неистово – так, словно больно сделали как раз-таки ей.
Ревнивица! Не желая делиться своими игрушками с малолетними гостями, подгребала их под себя и укладывалась сверху. «Не смей трогать Моё!» – демонстрировала она всем своим видом.
Громогласная! Устраивала сеансы могучего крика – не плача и не пения, а именно протяжного «А-а-а-а». Эта призывная сирена была такой длинной и громкой, что у невольных слушателей вскипали мозги. Голосистой малышке прочили будущее оперной певицы.
Маленькая старушка! Недетская рассудительность обнаружилась еще на первых порах формирования ее внятной речи. Так, словно видывала она эту жизнь не одну сотню лет, и ничем ее не удивишь, и ничем не озадачишь.
Таким образом, моя внутренняя девочка прячется вовсе не в периоде детства. Ходить туда за ней я не решаюсь, рискую столкнуться с ревнивой недотрогой либо громогласной старухой. У меня происходит другой процесс. Словно ребенок во мне рождается только теперь. И чем дольше я живу, тем больше детскости и наивности проявляю.
Куда девался мой врожденный скептицизм? Нет его совершенно. О былом качестве изредка напомнят осколки критичности, да и те – не применительно к жизни вообще, а исключительно к отдельным проявлениям отдельных людей. Вместо старческой брюзгливости во мне прорастает благоговение перед жизнью, свойственное молодости.
Праведный гнев, ранее нередко прорывающий горло и выдающий человека яростно-непримиримого, собрал забрала и удалился прочь. Тело, памятуя прежние навыки, порою напряжется для возгласа возмущения, а горло отказывается выдавать былую мощь. Будто установили в нем крико-защитный фильтр. Пропускает этот фильтр беспрепятственно лишь равномерные, «выношенные» фразы и выражения.
С ревностью вообще отдельная история. Очевидно, что она была следствием острого недоверия к жизни в целом и к людям в частности. Что порождало попытки поставить под контроль картину моего мира и удержать ее в целости и невредимости. Не то чтобы я уже совсем доверчива как дитя, пока нет. Но импульсов цепляния за «мой, моя, мои» стало гораздо меньше. Если динамика изменений сохранится, мне трудно представить притяжательное местоимение в моей речи и мыслях спустя каких-нибудь пару месяцев.
Обособленность моя также претерпела необратимые изменения. Устойчивое когда-то ощущение, что я оторвана от мира людей, и погружаться в него для меня небезопасно, вдруг сменилось противоположным чувством. Мне нравится быть частью человеческого океана жизни, улавливать направления его волн и быть ведомой стремительным потоком.
Пока писала эти строки, вспомнился герой одного из современных фильмов. Бенджамин Баттон – человек, родившийся стариком и идущий сквозь молодость к детству, в противовес к вектору обычной человеческой жизни. Поняла, отчего этот фильм показался мне вполне правдоподобным. Он похож на мою собственную историю.
Я двигаюсь от печали к радости, от завершения к началу, от смерти к рождению. Мое движение ретроградно, словно у далекой таинственной планеты Вакшьи. Но это вовсе не из желания идти против течения и выделяться среди людей. Так задумано для исполнения моей роли в увлекательном спектакле, сцена которому – Планете Людей. Принимаю эту печать ретроградности в доверии, как и все прочие обстоятельства моей жизни.
