Послание Томирис
– Кто ты?
– Я – царица сакская.
– Царица савская? Та, которая жена Соломона?
– Не та, другая. Меня зовут Томирис. Царица скифских племен – саков и массагетов, что жили в Семиречье.
– Что ты делаешь в моем теле и моей голове?
– Я всегда была с тобой. В некоторых твоих навыках, привычках, мечтах. Но еще больше – в твоем подсознании. Я – это ты, но в другой эпохе – на рубеже Овна и Рыб.
– Почему ты решила говорить со мной сейчас?
– Приближается тот час, когда ты должна будешь вспомнить – кто ты и зачем пришла в этот мир. Я – одно из твоих важнейших воплощений, ты с легкостью узнаешь меня в своей судьбе – стоит лишь познакомиться с моей историей.
– Не припоминаю, чтобы слышала о тебе ранее. Расскажи.
– Я единственная дочь царя скифского племени Спаргаписа. Он воспитал меня как истинную царскую наследницу. Научил всему, что умел сам. Верховой езде, битве на мечах, стрельбе из лука, воинской стратегии – умению хранить мир с друзьями и выиграть войну с врагами. Он был очень мудрым правителем и любящим отцом. Ты можешь узнать его и в своем отце.
– Но как? Мой отец не царь.
– Он самый меткий стрелок в кругу охотников до сей поры, в своем преклонном возрасте, не так ли? На службе в армии имел множество наград за ловкость, смелость и находчивый ум.
– Да, это правда.
– Твой отец всегда был невероятно удачлив, справедливо руководил людьми, нежно влюблен в твою мать и души не чает в тебе с самого твоего рождения. Ты помнишь, куда он обещал отвезти тебя, когда ты была еще ребенком? О какой местности вы с ним грезили, как о самой прекрасной на земле?
– Да, помню, как мама возмущалась: «Что за глупые фантазии!». Мы с папой мечтали поехать на озеро Иссык-Куль и на Южный Алтай. Он говорил, что там удивительно красиво и приносил журналы с фотографиями. Мы разглядывали их часами, строили планы поездки и представляли себя в…
– … В Семиречье. Долина озера Иссык-Куль – место силы саков-массагетов. Наши шаманы много веков проводили там священные ритуалы.
– ??!!!
– А помнишь, как отец подарил тебе книгу об удивительных животных из приаральской степи? Ты подолгу всматривалась во влажно-темные глаза и мечтала, как встретишь их однажды.
– Это была книга о джейранах и сайгаках! Я очень хорошо помню это чувство, как будто уже знала их раньше.
– А какая игра с отцом вызывала у тебя восторженную радость?
– Мы играли в лошадку. Папа становился на четвереньки. Я взбиралась ему на спину и пришпоривала «Но, пошла!». Лошадка закидывала голову и с ликующим «Иго-го!» пускалась вскачь по ковру в гостиной. Мама однажды прекратила эти игры, строго и беспощадно «Это несерьезно! Она девочка и уже не маленькая!». «Ну и что с того, что девочка? – думала я. – Я бегаю, прыгаю и лазаю по деревьям не хуже мальчишек. К тому же я гораздо умнее и смелее многих из них!». А еще папа с раннего детства брал меня на охоту и учил стрелять из двухстволки. Это было так весело!
– Все, что ты сейчас вспоминаешь – это отпечатки в твоей судьбе когда-то прожитой мною жизни.
– … А какой была твоя мама?
– Я не знала мать, она умерла при родах. Отец так любил свою красавицу – царицу, что не женился вновь, и я осталась единственным его ребенком. Он говорил, что я унаследовала от матери гордость, проницательность и часть ее красоты. Иногда засматривался на меня с глубокой печалью в глазах, вспоминая свою любимую. Мне казалось, что ему грустно еще и оттого, что я не слишком похожа на маму внешне. Во мне было очень многое от отца. Высокий рост, золотистые, слегка вьющиеся волосы, не по-девичьи крепкое тело. А еще – любовь к свободе, отвага и острый ум.
– А моя мама едва выжила, когда рожала меня. Роды были очень тяжелыми и по ее воспоминаниям последние десять часов она молила только о смерти. Мама славилась смолоду яркой изысканной красотой, и по сей день сохранила гордую царственную осанку, а уж проницательности ей точно не занимать!
– Расскажи мне о ней. Что запомнилось тебе больше всего?
– Это странно. Не смотря на то, что по рассказам близким мама много времени проводила вместе со мной, в отличие от отца, который много работал и ездил в командировки, мои детские воспоминания больше связаны именно с ним. А мамин образ я иногда даже не могу вызвать в памяти. Лишь редкие моменты.
– Какие, например?
– Помню, когда мне было лет шесть, мама усадила меня к себе на колени и нарисовала Снежную Королеву. Женщину с гордым лицом, русыми косами, миндалевидными зелеными глазами и с высокой, чуть не до неба, величественной короной на голове. Королева казалась мне невероятно красивой женщиной, а мама – гениальной художницей. Я долго хранила этот рисунок, всматривалась в него. Каково же было мое удивление, когда через несколько лет вдруг обнаружилось, что мама рисовать вовсе не любит и даже не особенно-то и умеет. Рисунок к тому моменту уже исчез.
– Тот рисунок… это был образ моей матери… Есть еще кое-что важное. Мои дети. Их было трое, двое сыновей и дочь. Мой старший сын, которого я назвала в честь царя Спаргаписа, был смелым и даже отчаянным. Его смерть разорвала мое сердце на части… Вспомни – разве не испытывала ты сильной боли в груди каждый раз, когда сталкивалась с темой потери сына матерью?
– Да, это происходит всю мою жизнь. Очень, очень сильная боль – как будто битое стекло поднимается со дня моего сердца.
– Эта боль усилена многократно еще и тем, что впав в отчаяние от материнского горя, я позволила гневу завладеть всем моим существом, и совершила страшную ошибку. Я осквернила мой народ. И хотя мне удалось сохранить его свободу, отвоевать право жить на своей земле, вскоре после моей смерти племена саков ослабли, потомки погрязли в раздорах и царство пало.
– Мне очень жаль…
– Мои дети сейчас рядом с тобой! Мой старший сын – это твой брат. Вспомни – какой подарок он сделал тебе недавно и откуда привез?
– Это аметистовая друза. Брат рассказывал, что увидев ее, сразу же решил подарить матери, но потом передумал и привез ее мне. А купил он ее … в Казахстане, на Южном Алтае.
– Сакским аметистом назвал меня мой народ. Эта друза – очень важная вещь для тебя. Храни ее бережно, в ней моя сила всегда будет с тобой. Во всякой необходимости сакский аметист защитит и направит тебя на истинный путь.
– А двое других твоих детей, что стало с ними?
– После победы над персидским царем Киром Великим я обрела множество врагов. Задолго до этой войны мой народ принял от персов зороастризм. А по законам этой религии платой за кровь брата должна стать кровь врага. Мне много лет приходилось прятать детей от кровной мести единоверцев. Когда же я почуяла свой близкий конец, то поручила моей названной сестре-шаманке «спрятать их так, чтобы никто никогда не узнал, что они мои дети». Теперь они рядом с тобой, но никто и не догадывается, что они и в самом деле твои. Ведь пришли к тебе дети необычным образом, не так ли?
– Это правда, я не родила их. Однако с первого взгляда знала, что Они – Мои Дети! …
Томирис, расскажи подробнее о войне. В чем была твоя «страшная ошибка»?
– Я уже говорила, что мой народ принял веру в единого бога Ахура Мазду и пророка его Заратуштру. При этом мы продолжали совершать шаманские ритуалы наших предков. Когда Великий Кир, завоевав полмира, решил хитростью добыть и наши земли, я ответила ему дерским отказом и предложила честную войну. И была война, самая жестокая в ту эпоху. Земля саков сочилась от пролитой крови.
Силы врага значительно превосходили нас по численности и воинскому оснащению. Все шло к тому, что мы должны были потерпеть поражение. Но первым ошибку сделал Кир. В прошлом честный и справедливый правитель и воин, он поддался уговорам одного из своих советников и организовал коварную ловушку для сакских воинов. Треть войска массагетов, во главе с молодым царевичем Спаргаписом, попала в плен. Мой любимый сын, радость моего сердца, не выдержал позора и убил себя, перерезав горло кинжалом.
Горе матери помутило мой разум и вызвало страшный гнев. После этого я призвала все скифские племена на совет, который решил защищаться от Кира сообща. Меня избрали главнокомандующим. В последнем бою с Киром решающим ударом стали мои амазонки. С диким воем они вылетели на поле сражения, чем вызвали ужас в глазах врага и сокрушили вражеское войско.
Кир погиб на поле боя, как истинный воин. Но моему гневу не было предела – я приказала найти и обезглавить его тело. Когда голову персидского царя доставили мне, я поступила с ней, как язычница. Бросила в курдюк, наполненный кровью со словами «Ты хотел крови? Так пей же!»
Нарушение целостности тела умершего – одна из самых страшных скверн в зороастризме. И я взяла тяжелую ношу вины на душу свою в последующих воплощениях. Но хуже того – я осквернила судьбу своего народа, который любила больше жизни! Дорогая моя, твоя жизнь отчасти тоже стала расплатой за мой грех.
– Каким образом?
– Судьба не давала состояться твоим планам. Тебя словно преследовал рок. Как только ты чувствовала, что набрала силу и готова расцвести максимально, тут же случалось что-то неблагоприятное и сбрасывало тебя с дороги твоих устремлений.
– Да уж…
– Но ты не осталась без защиты и права на искупление. Этой скверны более нет в твоей судьбе! Как нет и препятствий1 на твоем пути. И помогли тебе в этом мои посланники … черные собаки.
– ???!!
– Собака – самое священное животное в зороастризме. Существует обряд очищения от скверны, нанесенной мертвой плотью. В течение девяти дней черная собака пристально осматривает и обнюхивает грешника. Далее задача очищающегося человека – совершать благие дела. Особенно хороши те из них, что связаны с очисткой воды.
Черные собаки всегда были и есть рядом с тобой. Они сами приходили в твою жизнь и делали свою работу. Уже несколько лет ты чистишь воду – всюду, где есть такая возможность. Сейчас ты совершенно чиста и свободна от скверны!
– Так это скверна и была твоей главной ошибкой?
– На самом деле, она стала тяжелым следствием. Причиной же было предательство. Я предала своего мужа. Моя гордыня подняла меня над ним во власти. Когда же он простил мне мое своеволие, я возомнила себя всесильной и стала на путь вседозволенности. Я предала мужа, как женщина, согрешила с воином, а затем и приблизила любовника к власти. И именно он предал всех нас во время войны с Киром. Следствием предательства стала гибель сына, следствием его гибели – мой гнев, а следствием гнева царицы – оскверненная судьба целого народа.
– Что ты сделала с предателем, когда обман обнаружился?
– Его голова и голова его сообщника оказались в том самом курдюке, в компании с Киром. И в твоей судьбе он был, предавал и уже наказан за предательство. Ты ведь понимаешь – о ком я говорю, не правда ли, моя дорогая?
– Да. Я понимаю… Скажи, Томирис, что означает твое появление в моей жизни именно сейчас? Должна ли я повторить твою судьбу или что-то исправить в своей?
– Я лишь открыла дверь в твои воспоминания. До сих пор ты боялась прошлого, убегала и пряталась от него. Но без осознания того, откуда ты пришла, тебе никогда не понять Кто Ты Есть, а значит – и не суметь войти в Новое Будущее. Тебе предстоит еще многое вспомнить, понять и принять.
Я принесла тебе весть об освобождении от груза моей вины, что отныне облегчит твой путь.
Я подарила тебе защиту и мудрость скифского аметиста.
Я предостерегаю тебя от чрезмерного стремления к СВОБОДЕ, ибо во всякой чрезмерности есть зерна гордыни.
Я прошу тебя никогда не поддаться соблазну предать того, кто любит тебя.
Я помогу оживить в твоем сердце то качество, которое необходимо тебе сейчас. Имя ему – отвага.
Ты – отважная, твое сердце больше не знает страха!
– Благодарю тебя, царица Томирис.
Я и Мэри. Мэри и Я.
Читатель, верь – я долго сопротивлялась воспоминаниям прошлых жизней. Был какой-то страх совсем сдвинуться с катушек. А вдруг все «это» окажется правдой. А мало ли что я там увижу! Стану рассказывать окружающим, и они решат, что я совсем «ку-ку». Все оказалось тщетно. Томирис сама пришла ко мне. Спонтанно, во время медитации на семинаре, который и сам по себе состоялся спонтанно, а уж оказалась я на нем и вовсе «совершенно случайно».
Отмахнуться от Томирис было невозможно – она очень сильная женщина! Привела мне множество неоспоримых доводов того, что я и есть она, а она и есть я. Когда же я приняла эти воспоминания, как часть своей истории, то и сама увлеклась расшифровкой смыслов, восстановлением картины давних событий, видением параллелей между жизнью той и сегодняшней. Очень кстати пришлась книга «Посвящение» Элизабет Хэйч, где автор описывает цепь своих воплощений, начиная от Древнего Египта и заканчивая нашими днями. Идея о том, что родственные души идут по жизням группой, лишь меняя роли, в моем случае также подтвердилась.
Ларчик воспоминаний открылся, и в дальнейшем я уже им не сопротивлялась, а напротив, открылась с готовностью и должным вниманием. Более того, следующий контакт с одним из прошлых воплощений состоялся по моей инициативе. Мотивом стал исследовательский интерес. Получив задание относительно избавления от страха смерти, я стала думать – как бы это лучше и быстрее осуществить? Чтение многочисленных мудрых трактатов типа «Тибетской книги мертвых» представлялось затеей долгой и мало эффективной. Самым очевидным было – вспомнить «как это уже бывало ранее» из своего собственного багажа прошлого. И я обратилась к реинкарнационной терапии.
О переживании момента смерти и посмертного опыта я написала по горячим следам в цикле «Непростая задачка» А вот о той жизни, из которой выходила, упомянула лишь вскользь. Долгие девять месяцев эта история жила рядом со мной и просилась наружу, но я не решалась публиковать ее среди «приличных людей». Опять-таки от нежелания показаться окружающим слишком уж экстравагантной. Но за это время подобного рода информация распространилась повсеместно – словно шлюзы запретного были открыты. И теперь я могу об этом говорить без лишнего напряжения.
Итак, позволь тебе представить Мэри Уолстоункрафт.
«Mary Wollstonecraft – британская писательница, философ и феминистка XVIII века. Автор романов, трактатов, сборника писем, книги об истории Великой французской революции, книги о воспитании и детской книги. Уолстонкрафт известна своим эссе «Защита женщины» (1792), в котором она утверждает, что женщины не являются существами, стоящими на более низкой ступени развития по отношению к мужчинам, но кажутся такими из-за недостаточного образования. Она предлагает рассматривать и мужчин и женщин как разумных существ и представляет общественный строй, основанный на разуме.» (Википедия)
Отец Мэри был ирланцем, мать – англичанкой. Семья жила в Лондоне, в хорошем достатке благодаря приданому матери, полученному ею от зажиточного отца-промышленника. К моменту совершеннолетия Мэри выяснилось, что ее собственный отец бездарно растратил большую часть наследства и потому ни на дальнейшее образование, о котором мечтала стремящаяся к наукам девушка, ни на удачное замужество по причине отсутствия приданого она рассчитывать не могла. Кстати сказать, к замужеству Мэри никогда и не стремилась. Напротив, с ранней юности к желанию женщин пристроиться за спиной у мужа относилась с презрением.
Мэри вынуждена была зарабатывать на жизнь собственным трудом. Зная помимо родного английского еще и французский, а также немецкий языки, она избрала поприще гувернантки. Будучи девушкой умной, организованной и стремящейся вырваться из низкой участи, Мэри со временем стала компаньонкой хозяйке одного из британских частных пансионов.
Здесь хочу сделать некоторый экскурс из прошлого в настоящее. Ни для кого из близких и друзей не секрет, что моим сказочным кумиром с раннего детства была Мэри, служащая гувернанткой в английской семье. Судя по повадкам – женщина происхождения благородного. Владеющая помимо английского языка – по меньшей мере еще и французским (au revoir! ). Гордая и независимая, очень высокомерная и чуточку своевольная… Ну, что – припоминаешь?
«От улыбки до жеста – выше всяких похвал!
Вы – само совершенство! Вы – само совершенство!
Мэри – вы идеал!»
Леди Мэри Поппинс! Так что, если тебе интересно – какой была Мэри Уолстоункрафт в ранней молодости – прочти книгу или посмотри фильм «Мэри Поппинс, до свиданья!». Советские кинематографы, на мой взгляд, гораздо тоньше умели уловить британский характер, нежели их коллеги из самой Британии. Взять хотя бы того же мистера Шерлока Холмса. Ливанова в этом не превзошел никто! Ну, и конечно же, Наталья Андрейченко – самая настоящая Мэри Поппинс- Уолстоункрафт.
Итак, продолжу историю Мэри. Считается, что бесспорный литературный талант затмила ее бурная, насыщенная взлетами и падениями, взрывающая общественные устои того времени, порою даже скандальная личная жизнь. Противница браков, неистовый борец за права женщин, атеистка, сторонница свободной любви, но отнюдь не распутница. Первая любовь Мэри к талантливому художнику была наивной и платонической, отрицающей сексуальную составляющую отношений между мужчиной и женщиной. В связи с тем, что художник был женат, Мэри предложила его жене … жить втроем. Но не найдя у женщины понимания, вынуждена была распрощаться с утопической идеей.
Второй любовью Мэри стал американец – коммерсант и авантюрист. Он глубоко ранил сердце молодой женщины, что в состоянии отчаяния привело ее в воды Темзы. К счастью, случайный прохожий спас Мэри от малодушной смерти, но с того момента прежняя ее склонность к нервным срывам и депрессиям проявилась еще сильнее. Ей тридцать пять, а на руках у нее в память о несчастной любви – незаконнорожденная дочь. Кроме того, неприязнь Мэри к Лондону переросла в настоящую ненависть!
Мэри уехала в любимый Париж! Здесь ее нашла третья любовь. Поэт и издатель Уильям Годвин влюбился в свою будущую жену заочно, когда прочёл её «Письма, написанные в Швеции, Норвегии и Дании». Позже он писал: «Если когда-либо была книга, рассчитанная на то, чтобы сделать мужчину влюблённым в автора, вот это, мне кажется, та книга. Она говорит о своих печалях так, что заполняет нас меланхолией и растворяет в нежности, в то же время она проявляет гениальность, вызывая наше восхищение».
Годвин стал первым и единственным мужем Мэри. Но счастье их было недолгим. Через полгода после регистрации брака Мэри родила дочь. Роды прошли с осложнениями. Рождение детей – то, чего всю жизнь избегала, в конце концов, и убило ее. На момент смерти Мэри было тридцать восемь.
Вторую дочь Уильям назвал в честь матери. Когда девочка выросла, то стала всемирно известной писательницей, Мэри Годвин-Шэлли, автором романа «Франкенштейн».
И снова мостики в настоящее. Опять же, не секрет для многих, даже и не очень близких людей, мои страхи по поводу беременности и родов. Каждый раз, когда эта перспектива брезжила на горизонте, мое тело охватывал ужас. «Жизнь кончена!». Все просто – у тела есть память на уровне клеток. И это не сотрешь.
По поводу феминистских наклонностей и увлечения философией – даже не буду расписывать подробно. Все и так очевидно – я, я и еще раз я. Три истории любви: первая платоническая, вторая страстная и разрушающая, третья гармонизирующая и принесшая счастье. Это тоже как под копирку.
Писательство. В школе я обожала писать сочинения. Конечно же – на свободные темы. Не только сверстники, но и взрослые – учителя и мои собственные родители частенько не верили в авторство моих текстов. Мама даже когда-то сказала: «Ты не обижайся, но как то не верится, что так может написать четырнадцатилетняя девочка. Ну, где ты это все взяла? Может быть, прочла когда-то и просто запомнила?» Было немного обидно, но меня это не останавливало. Любимая тема, которую я выбрала для выпускной работы – «Роль творческой интеллигенции в истории Русской революции». Осенью прошлого года я прочла несколько текстов Мэри Уолстоункрафт и поняла – откуда все это взялось в моей юной голове. Я писала совершенно в ее стиле и на ее темы! Ну, точнее – на наши с ней общие, коль скоро она – это и есть я.
Лондон – Париж. С этими городами у меня очень интересная история. Ни в одном из них я еще ни разу не побывала в этой жизни. Но причины тому разные, противоположные даже. Образ Лондона для меня с детства мрачен, холоден и сер. Бр-р-р. Я НЕ ХОЧУ ТАМ БЫТЬ!
Париж же влечен и манит, но… Каждый раз, когда я уже почти готова к желанной поездке, всплывает и останавливает меня такая картинка: Я сижу на набережной Сены и смотрю вглубь узенькой брусчатой улочки, где жила и была счастлива. Мне нужно уезжать, но Я ХОЧУ ОСТАТЬСЯ! А остаться не могу, потому что это от меня не зависит.
Так и получается – в Лондоне не была, потому что совершенно этого не желаю, а в Париже – потому что хочу этого чрезмерно.
И если перебросить мостик на двести с лишним лет назад, то выяснится, что незадолго до своей смерти Мэри пережила болезненное расставание с Парижем. Французские власти выселили всех подданных Британии по причине объявленной Англии войны. Она сидела на берегу Сены, смотрела на свою парижскую улочку и горько плакала.
Резюме. Воспоминания прошлого, да еще с такими давними корнями, сами по себе не имеют особого смысла. Важны те процессы и осознания, которые происходят одновременно с ними, но в настоящем. Что мне принесло соприкосновение с историей Мэри?
Очевидно, что отпечатки жизни Мэри в моей судьбе предопределили некоторые дары и сложности, с которыми хочешь – не хочешь, а довелось жить.
Моя дорогая Мэри,
Мне видится со стороны, что твоя борьба за РАВЕНСТВО прав женщины в мужском обществе содержала привкус собственной неполноценности, что явилось следствием многочисленных душевных травм. Я прошу тебя найти в себе силы для прощения, Мэри.
Мне горько думать, что отчаяние лишило тебя веры в высшее водительство и подвело к порогу самого тяжелого из преступлений против собственной души. Я прощаю тебе это, Мэри.
Ты поразила и вдохновила меня своим бесстрашием идти против железобетонных устоев общества твоего времени. Я люблю в тебе это, Мэри.
Я восхищаюсь твоими многочисленными талантами и бесконечным энтузиазмом проявлять их в окружающий мир. Я благодарна тебе за это, Мэри.
Благодарю тебя, Мэри.
Матэо – подарок Бога
И еще одно намеренное хождение «вперед в прошлое» я позволила я себе спустя месяц после нашего знакомства с Мэри Уолстоункрафт. Каюсь, в этой попытке закралась капелька обычного человеческого любопытства. Вероятно, поэтому я и получила после нее весьма неприятный пост-эффект: меня физически, энергетически и эмоционально стало уносить назад. Текущая реальность пошатнулась и утекала из-под ног, а чувство будущего и вовсе скрылось в плотной туманной дымке. К счастью, мне хватило сообразительности прекратить дальние хождения и бросить якорь в настоящем. Только после этого я нашла в себе силы написать о моих переживаниях пра-прошлого. И с этих пор готова убеждать каждого любопытствующего, что эти места в пространстве и времени – вовсе не повод для послеобеденной прогулки. Хотите развлечься – идите в ближайший парк. И не трогайте духов!
Итак, поводом для исследования был вопрос: «А рождалась ли я когда-нибудь мужчиной?» Откровенно говоря, ответ мне был очевиден – конечно, рождался. Откуда бы иначе взялись мальчишеские повадки в детстве, юношеские эротические сны (чё там скрывать, ха-ха-ха!) и взрослые сновидения на воинскую тематику, где мой нынешний друг выносит меня – раненого юношу с поля боя, как старший товарищ и наставник. На самом же деле, мне было по-женски любопытно узнать – каким мужчиной я была?
Это повествование не будет столь подробным и красочным, как воспоминание о Томирис и Мэри. В личной истории этого человека, жившего на рубеже XI и XII веков, не было ничего такого, что оставило бы след, достойный внимания современной богини знаний Википедии. Я даже имени его не знаю наверняка. Звучало что-то, похожее на Матэо, в чем я не вполне уверена, но все же стану называть его именно так.
Однако же, история, безымянным участником которой стал мой пра-давний знакомый испанец, сыграла немаловажную роль в развитии европейской цивилизации и человечества в целом.
***
Голос реинкарнационного терапевта отматывает пленку времени назад. Я уже миновала картинки юности, детства, внутриутробного развития… и выныриваю в другом месте и времени.
Меня держит на коленях молодая женщина. Лицо ее экзотически красиво: смуглая кожа с персиковым румянцем, иссиня-черные волосы собраны в узел на затылке, карие спелые вишни–глаза светятся материнской нежностью. Мягкие теплые ладони ласкают тело малыша, ее драгоценного сына. Мне очень приятны эти прикосновения. Я купаюсь в свете ее любви. Здесь мне чуть более года.
7 лет. Я выбегаю во двор поиграть с мальчишками. В руке у меня настоящий меч – сверкающий металлом клинок и обтянутая грубой кожей рукоять. Только не имеющий воображения обратит внимания на то, что меч-то деревянный. Я ловко управляюсь с моим грозным оружием и быстро одолеваю всех противников. Я – победитель! Отец будет гордиться мной!
12 лет. Игры сверстников мне более не интересны. Я сижу у фонтана во дворе дома моего отца. Слушаю журчание воды, вдыхаю ее прохладу и грежу наяву. Грежу дальними странами, долгими путешествиями, битвами за правое дело. Я чувствую острую потребность узнать свою высшую миссию и стать под ее знамена.
19 лет. Я стою напротив родителей и сообщаю им о своем решении. Я вижу глубокую печаль в глазах у матери, словно она едва сдерживает предчувствие беды. Мой отец – испанский вельможа разгневан. Это против правил! Ты – старший сын и должен продолжать род! Кто позаботиться о семье, когда ты уйдешь – о твоей матери, о сестрах, о младшем брате?!
21 год. Я сижу верхом на белой лошади и смотрю на дорогу, уходящую вдаль. На плечи накинут широкий белоснежный плащ, а на груди моей пылает алый крест. Рядом со мной мои братья. Мы отправляемся в поход на защиту Святой земли.
27 лет. Я устал от бесконечных походов и кровавых побоищ. Но еще больше я устал от глубокого разочарования, поселившегося в моем сердце с некоторых пор. Я разочарован в тех, кому преданно служил, отказавшись от своей человеческой жизни, я разочарован в людях, назвавших себя гласом Господним на земле, я разочарован в церкви, духовниках, Священном писании и … о Боже! я разочарован в самом Создателе!
29 лет. Я не удерживаюсь в седле и падаю наземь. Топор янычара со свистом приземляется на мою грудь. Он рассекает тело ровно в том месте, где я нёс алый крест веры девять долгих лет. Наружу выплескивается яд накопленной внутри боли. Боли глубочайшего разочарования. Я чувствую невероятное облегчение…
***
Не странно ли, что две девчонки 7-8 лет отроду избрали своей любимой игрой ту, что очень похожа на историю о рыцаре печального образа и его верном оруженосце? Мы не называли себя Кихотом и Пансой, нет – просто вели такой образ жизни. Вдвоем с верной подругой Лариской мы постоянно шли наперекор «бестолковому большинству», уединялись в секретных местечках, мечтали о дальних странах и захватывающих путешествиях. Никаких кукол и рюшей! Только подвиги и приключения! Уже став взрослой, я нисколько не удивилась своему диагнозу – социотипу «Дон Кихот», а Лариска и теперь радует откликами сердца верного Санчо. Призналась, что до сих пор хранит мои детские рисунки и письма, которым уже более четверти столетия!
Я с малых лет жила в условиях городских квартир, но с внутренним убеждением, что все это временно. В подростковом возрасте (лет 12-13) частенько рисовала дом, в котором по ощущениям должна была бы жить. И этот дом всегда был в исконно мавританском стиле и непременно с испанским двориком. Получая свежий номер журнала «Архитектор», я более всего радовалась темам об испанской архитектуре. Часами могла рассматривать витиеватые рисунки и пестрые окрасы зданий Мадрида и Барселоны. Мечтала оказаться там однажды.
Помню, как лет в 19-20 услышала от мамы возмущенное: «Ты как будто и не нашего роду-племени!». И вправду, я настойчиво стала избегать контактов с родней – не приезжать на праздники, не звонить, не общаться. Не то чтобы я их больше не любила, просто что-то внутри меня стало сопротивляться этой любви. Было такое чувство, что семейная привязанность может помешать мне в чем-то очень важном. Этот период отчуждения от своих корней продолжался примерно до 30 лет.
В 30 с небольшим я обнаружила в себе очень сильный страх – быть втянутой в иллюзию под видом «благого служения». Действие этого страха удерживало меня на значительной дистанции от всевозможных сообществ, содружеств и со-братств. Особенно отпугивали малейшие признаки иерархии и «духовной структуры». Мое тело инстинктивно защищалось от разочарования, а ежели оно и настигало меня, то непременно поражало грудную клетку – под видом бронхитов, плевритов и пневмоний.
***
То, что информацию об испанском рыцаре следует искать именно в истории ордена тамплиеров, подсказал белый плащ и красный крест на груди. Именно так облачались рыцари-храмовники, направляясь в Святую землю. Об их возвращении домой возвещал тот же крест, но расположенный на спине. Рыцарями ордена становились сыновья дворянских семей Франции, Испании, Италии и других европейских стран. Это был самый аскетичный орден из всех, несущих крест веры. Вступая в ряды тамплиеров, рыцари отказывались от всех своих званий, наследства, права вступать в брак и испытывать какие-либо плотские удовольствия. Только хлеб и вода служили им пищей, только молитва – радостью, только охрана дороги, ведущей в Святую землю – служением.
В настоящее время о тамплиерах можно встретить много всевозможной информации, большая часть из которой – абсолютная ерунда. Я на сердечном уровне знания убеждена – этих благородных, самоотверженных рыцарей оболгали высокие церковные сановники. День «пятница тринадцатое» известен, как день их массового уничтожения. Под нечеловеческими пытками инквизиция вырвала у магистра тамплиеров признание в «служении нечистому». Но во время самой казни, уже на костре, магистр призвал Бога в свидетели и проклял своих обвинителей. Не прошло и года, как трое его врагов – папа Климент V, король Филипп IV и его главный советник Гийом де Ногарэ скончались от страшных болезней.
Резюме
Непросто подводить итоги под такой сумбурной историей, да еще и о жизни, оборвавшейся внезапно. Но я все же берусь это сделать, а заодно и постараюсь связать все три давние истории воедино, коль скоро она обозначили себя в одно и то же время.
Картина жизни испанского рыцаря оставила тени и цветные пятна в моей памяти и отчасти в моей судьбе. Его главным устремлением был поиск смысла, места своего служения, создания БРАТСТВА, основанного на истинной вере. Это его желание было настолько неистовым, что привело к отказу от своих корней, нарушению родительской воли и в итоге – разочарованию, гибели.
Обостренным стремлением к РАВЕНСТВУ прав мужчин и женщин отличалась Мэри Уолстоункрафт. Непримиримость сделала Мэри несчастной женщиной и лишила ее веры в людей и в справедливость Божьего устройства мира.
Чрезмерностью в своем стремлении к СВОБОДЕ отличалась царица саков Томирис. Ценой этой чрезмерности стала гибель тысяч людей, в числе которых были и самые близкие.
Подводя черту под тремя этими историями про отсутствие меры в вопросах СВОБОДЫ – РАВЕНСТВА – БРАТСТВА, я вновь обращаюсь к словам своего мудрого наставника:
«Свобода – не своеволие, порядок – не неволя» (Антуан де Сент – Экзюпери)
Я помню, Антуан, помню. И постараюсь впредь не забывать!
***
Благодарю всех гостей, пришедших ко мне из давнего прошлого, за все дары, которые они мне принесли.
Благодарю тебя, Томирис, за мудрость в понимании истинной Свободы.
Благодарю тебя, Мэри, за мудрость в понимании истинного Равенства.
Благодарю тебя, Матэо, за мудрость в понимании истинного Братства.
Благодарю и отпускаю. Идите с миром.