У меня давно сложилось ощущение, что природа не так уж и разнообразна. По крайней мере, есть в ней одна ограниченная тема. Типы людей. Постоянно доводится обнаруживать сходство вновь встреченного человека с теми, что уже знала. Знакомство. Сверка с базой данных – ага, черты лица похожи на О., голос идентичен П., при ходьбе забавно подрагивают коленки – точно как у Р.С., а плоскость интересов монтируется с Т. ОПРСТ.
Редко-редко встретится человек «нездешний», не попадающий в типовую раскладку. Как я люблю такие встречи! Как ценю, когда такие люди остаются в моей жизни.
Так, а это я вообще к чему? Да, вспомнила. Впервые за двадцать с лишним лет мне встретилась девушка, похожая на Женьку. Вернее, не девушка, а вполне взрослая женщина. Женька теперь должна быть примерно такой. Но я ее помню шестнадцатилетней.
Мы подружились с первого же дня моего прихода в новую школу. В новом городе, новой широте, новой климатической зоне. Женька предложила сесть с ней «на Камчатке» и я с удовольствием согласилась. Она даже уступила мне козырное место, у окна. Мы на удивление быстро стали «не разлей вода», что странно для обеих. Я всегда сходилась с людьми осторожно, а она и вовсе слыла дикаркой, одиночкой.
Выглядело это забавно. Почти как чеховские тонкий и толстый. Мы были также контрастны. Я высокая и худая, Женька маленькая и чуть пухленькая. Я светловолосая и светлокожая, Женька кареглазая смуглая брюнетка. В ней выразительно соединились татарско-славянские гены, с преобладанием восточных ноток. Во мне же, если и есть следы тюркской крови, то разве что – в едва уловимой раскосости глаз.
Мы целый год дружили. Вместе занимались, вместе дурачились, делились девичьими секретами и мечтами. Женькина мама очень радовалась такому тандему. Дочь стала лучше учиться, почти перестала курить и не так часто хамила взрослым. Я узнала многое об этой семье. Кажется, сейчас это принято называть «родовым проклятием». Они что ни год хоронили своих близких, ушедших молодыми и здоровыми. Трагические совпадения преследовали этих людей гораздо больше, чем в среднем по роду человеческому.
Я узнала, почему Женька рано начала красить волосы. Преждевременная седина. Будучи ученицей третьего класса, она пришла домой после уроков. Зашла в ванную вымыть руки перед обедом и обнаружила там отца. В петле…
Я наслушалась и других жутких историй о ее родственниках. Одну из них мы переживали вместе. Ее двоюродный брат Дима, умница и большой талант. Студентом третьего курса журфака МГУ он почему-то попал на службу в армию. Всего на год, но в «ракетные войска стратегического назначения». А там случилась авария, и несколько сотен молодых ребят погибли мучительной лучевой смертью. Дима сгорел на руках у матери, в московском военном госпитале. Женька попросила сходить в их квартиру, помочь ей прибраться. Она сама боялась туда идти. Я помню, как мы оторопело смотрели на стену в его комнате. На большой черно-белый фотопортрет. Не знаю, о чем думала она. Помню свои мысли – КАК ТАКОЕ ВООБЩЕ МОЖЕТ БЫТЬ? Почему смерть так часто забирает самых ярких? Да еще молодыми и полными сил. В то же самое время оставляя жить тысячами никчемных и убогих.
Была у Женьки тогда одна странность. Она категорически отказывалась фотографироваться. И не только это – вообще не хотела ничего «оставлять на память». Даже открытку к моему дню рождения пришлось выпросить. Нацарапала коротко корявым леворуким почерком. У меня нет ее изображений, и даже эта открытка давно затерялась. Только отпечатки в памяти. Но очень яркие отпечатки. Я помню ее маленькие кукольные ручки, с оттопыренным мизинцем на ведущей, левой. Помню рисунок походки – с заносом вовнутрь обеих ступней, а для равновесия – чуть развернутые кисти рук, словно крылья забавной утки. Помню ее импульсивную эмоциональность. Когда ей было весело, она заразительно хохотала, закидывая голову. Когда грустно – брызгала слезами, резко и безудержно. Сжималась вся в жалкий маленький комочек.
На следующий учебный год наш казавшийся прочным тандем вдруг распался. В него вошла третья фигура. Елена, но не прекрасная. Как по мне – Елена Ужасная. Женьке стало интереснее с ней, уже познавшей мужскую любовь, запросто пьющей водку, пробующей наркотики. Взрослой, одним словом. В моей жизни также появились другие фигуры, и мы с Женькой стали отдаляться. Она очень изменилась, часто пропускала занятия, пропадала куда-то с новой подругой и старшими ребятами.
Следующим летом я встретила ее маму. Она с мольбой в голосе просила заходить к ним в гости, очень сожалела о нашем разрыве. Помню тревогу в ее глазах. Я ответила, что обязательно зайду, но не зашла. По возвращении с каникул меня ожидала дикая весть. Женька исчезла. Вышла из дома и не вернулась. В тех северных широтах такое бывало не редко. Люди пропадали неожиданно и навсегда.
Женьку тоже не нашли. Но у меня есть основания полагать, что она жива. Даже два основания. Во- первых, спустя несколько месяцев после ее исчезновения, я видела издали девушку с походкой, которую не спутаю ни с одной другой. И хотя было темно, а уличные фонари и сыплющийся снег могли исказить картинку. Но я уверена, что не ошиблась. Когда я окликнула девушку «Женька-а!», та ускорила шаг и вскоре скрылась за поворотом.
Кроме того, я ни разу не видела ее во сне. Даже в тот период несколько лет назад, когда сновидческое общение с умершими зашло так далеко, что я уже там чувствовала себя, как дома. Родной человек почуял неладное. Ходил за мной по пятам, не отпускал ни на шаг. Только спустя полгода признался, что остро ощущал мой возможный уход. Я общалась тогда со всеми – братьями Вадимом, Русланом, Ромкой, Сережкой. С бывшим мужем, Владом. С обеими бабушками и даже прабабушкой, которую при жизни не застала. А вот Женьки среди них не было.
Поэтому для меня Женька – жива. Ну и что, что на ладони у нее не было линии жизни. Это вовсе не значит, что она не должна оставить свой след. Я представляю ее такой, как моя новая знакомая. Эмоциональной и сердечной. Кому-то заботливой мамочкой, кому-то преданным другом, для всех окружающих – интересным человеком. Живым человеком.
